I was angry with my friend:
I told my wrath, my wrath did end.
I was angry with my foe:
I told it not, my wrath did grow.

And I watered it in fears,
Night and morning with my tears;
And I sunned it with smiles,
And with soft deceitful wiles.

And it grew both day and night,
Till it bore an apple bright.
And my foe beheld it shine.
And he knew that it was mine,

And into my garden stole
When the night had veiled the pole;
In the morning glad I see
My foe outstretched beneath the tree.
"A Poison Tree" by William Blake
Ночь была самым нелюбимым временем суток Риты - ощущение чего-то нехорошего, тревожного, преследовало ее с самого детства. Нет, это был не страх, а нечто другое, - словно разум заведомо отталкивал все мрачное из этой светлой головы.
-Вы невероятны, - произносит Рита на выдохе. -Можете быть уверены, эта ночь мне будет сниться в кошмарах, но, прошу вас, выслушайте... - старается не смотреть в глаза, не нервничать; боится споткнуться, случайно, подобрать неправильное слово и снова поплатиться за это, -Иногда я не знаю, что сказать, но не сейчас... Я не осуждаю ваши слова, они весьма справедливы. Вы хотели задеть меня, растоптать? Вам это удалось, ликуйте. Очередная победа, и их будет сотни, вы войдете в историю, как и мечтали. Но знаете, что я скажу вам? Вы можете залезать в мою голову сколько вам угодно, можете говорить все эти ужасные слова, но я знаю, я чувствую, что вы выбрали меня не просто так.
Только сейчас, произнеся эту последнюю фразу, Скитер находит в себе силы поднять голову и посмотреть в лицо Темного Лорда. С печалью, быть может, с грустью и бесконечной пустотой, которую ему удалось снова вселить в душу волшебницы. Рита знала, что он никогда не различит в ней лицемерие и подхалимство - это не в ее стиле, но определенно читалось между строк.
-Вы доверили мне самую важную тайну. Ваше имя неизвестно никому, кроме меня, хотя вы определенно могли "подкупить" меня другими возможными способами, не отрицайте. Я ценю это, невероятно ценю; я не говорю о романтике или дружбе, или еще о чем-то, тут все более интимно- ваша душа. Вы бежите от своего прошлого, пытаясь построить лучшее будущее. Своими способами и решениями, войной, в конце концов. И в это будет сложно поверить, но я знаю каково это. Возможно, вы почувствовали это, а может, просто нашли человека во всем этом жестоком мире, который видит вашу душу с другой стороны, и смею предположить, что нести бремя прошлого в одиночку сложно, правда? - о, нет, Рита не в отчаянии. Разбита_растоптана, но не сдается. Дитя мрачного, одинокого Лондона, мисс Скитер сложно сломать. Либо она просто не покажет этого. В общем-то, как и Томас Риддл. Вместо того чтобы уничтожить ее личность, темному удалось лишь научить ее ненавидеть себя саму. -Отпустите прошлое, его не нужно бояться или стесняться, мистер Риддл. Будущее никогда не будет идеальным, если вы будете зависеть от прошлого. Порой, за счастье нужно бороться даже с самим собой. Мне известно это.
Рита приседает в коротком реверансе и произносит:
-Кендэйси Скитер. Приятно познакомиться.

Она будет ненавидеть его до конца своих дней, до последнего вздоха. Он будет сниться ей в кошмарах, приходить каждый раз, напоминая об одиночестве и пустоте в сердце, которая у них одна на двоих. Рита ни за что не забудет эту встречу, а так же следующую, если она, конечно, будет. Когда кого-то искренне ненавидишь, то скрываешь свои чувства, это как тайна, о которой не знает даже объект твоей ненависти. Том мог бы убить ее, покалечить, сделать своей марионеткой, но он выбрал путь гораздо более жестокий. И это явно не конец. О, нет, это только начало. Он захочет разрушить ее жизнь, особенно после этих слов. Сделает ее невыносимой, полной страданий и потерь, но никогда не оставит ее в покое.

- Правда, не могу сказать того же о вашем английском.
Фантен улыбнулся шире, вновь переводя взгляд на лицо Трейси. Теперь, когда он обнаружил предмет притяжения, более того, имел его в поле зрения, он мог отвлечься от коварных целей неуёмного любопытства и уделить внимание своей жертве.
- Над произношением еще работать и работать, - она вновь говорила по-французски.
Фантен много путешествовал в молодости и порой совершенно отвыкал от звучания родной речи, но, кажется, последние несколько лет, проведённые в Шармбатоне, его совершенно разбаловали, и теперь этот язык оказывал удивительное воздействие. Тем более, очарование его было усилено колокольчиковыми девичьими интонациями.
Она действительно очень хорошо владела французским.
Он - действительно говорил по-английски чудовищно.
- Женское коварство по эту сторону Ла-Манша цветёт с ничуть не меньшей роскошью, чем по ту, - отозвался он, наслаждаясь привычной лёгкостью в обращении с конструкциями родного языка, - И дышит, кажется, ещё большим очарованием. Вгоняете в краску преподавателя, мадемуазель Дэвис? Я вашей магии не поддамся.
Фантен снова покосился на колечко, украшавшее палец девушки, ступая на первую ступеньку лестницы, ведущей в верхние этажи замка.
- Здесь недолго и заблудиться, верно? - пробормотал он, пытаясь воскресить в памяти путь в отведённые шармбатонскому куратору покои, - Уж не обессудьте, если я ненароком принесу вас в потайную комнату Синей Бороды или в Сокровищницу дракона вместо своей скромной обители...
Всё-таки, наличие кольца в непосредственной близости свой отпечаток накладывало, путая мысли, мешая с привычной небрежностью отыскать нужную страницу альбома воображения. Фантен остановился на верхней площадке лестничного пролёта, некстати решившего отъехать в направлении, противоположном необходимому, и завёл отстранённую беседу на тему различий между английскими и французскими традициями организации парков, которая уже не раз всплывала на периферии воображения при попытках сравнить замок Хогвартс с Шармбатоном.
Внезапно нужный путь полыхнул в сумраке плохо освещённого коридора серебряной лентой, и француз умолк на полуслове, широко раскрывая глаза.
- Нашёл, - невнятно пояснил он Трейси своё поведение, заворачивая за угол, и аккуратно поставил её на ноги у резной деревянной двери.
- В следующий раз я прихвачу булку, чтобы крошками наметить путь, как Гензель, - рассенянно улыбнулся Фантен, вынимая волшебную палочку из кармана пальто, - Правда, боюсь, месье Филчу это не понравится. И все труды Горация, покорившего сердце его кошки, пойдут насмарку.
Устраивая гостью на диване перед камином, снимая пальто и перчатки, выбирая в шкафчике нужное зелье, он продолжал болтать, словно в стремлении сполна насладиться возможностью использовать родную речь, словно истосковавшись по ней в разлуке.
Но мысли вертелись вокруг кольца, оплетая его золотыми сполохами, замыкаясь в его многочисленные отражения, повторяясь, множась, упорядочиваясь чересчур медленно и вовсе не так, как он планировал...
Впрочем, разве Фантен планировал? Талантом стратега он никогда не блистал.
- У меня с каждым днём крепнет впечатление, что Хогвартс в его древности и хаотичности таит в себе такие умопомрачительные загадки, что просто грешно не пытаться разгадать. Вплоть до понимания сути вещей... - признался он, протягивая Трейси литой серебряный кубок с прозрачным зельем, слегка отдающим мятой, - Это только на первый взгляд слишком просто, кольцо короля Марка тоже выглядит простым, пока не вслушаешься в голоса воронов.* Так уж с ними, с кольцами, всегда получается: простыми они только кажутся.
Фантен помолчал, подняв азгляд и посмотрев на Трейси в упор.
- Особенно с волшебными. С ними ухо держи востро... Ваше, например. Что оно умеет? Какую из своих способностей позволило вам знать?

Love is all, from what I’ve heard, but my heart’s learned to kill.

-Разница между политикой и медициной как раз-таки в том, что одни говорят, а вторые - делают. Поколение честных политиканов уже давно исчезло, современный мир убивает моральные принципы свободой и вседозволенностью. Даже самый честный человек рано или поздно не устоит перед искушением нарушить свои прямые обязанности. Но все же это интересно,
-Мне кажется, что чувства - самая непостоянная вещь на свете, - на одном дыхании произнесла Мая, хотя нельзя было сказать, что в этот момент она была уверена в своих словах. Ее мысли и давно сделанные выводы уже казались не такими точными, когда рука Рабастана легонько и очень аккуратно сжимала ладонь Лазаровой. И, словно желая прийти к компромиссу между собой и своим подсознанием, спрашивала себя:-Разве любовь может быть вечной? Она переходит из одного состояния в другое, от нежности к страсти, от страсти к привязанности, от привязанности к преданности, затем становится привычкой... пока не разбивается вдребезги.
Она не озвучила свои мысли. Не хотелось показаться Рабастану холодной и категоричной, а главное - совершенно не романтичной. Его слова были красивы и поразили бы любую (и Мая не была исключением), вот только с самого детства девочка ловила себя на мысли, что все эти сладкие речи, разговоры о любви и чувствах не внушали бы ей уверенности в своем душевном благополучии. Уверенность в своем будущем была важнее мимолетных влюбленности, страданий и грез, которые переживали ее сверстницы во время учебы в Дурмстранге. Мая ни разу по-настоящему не была влюблена. Стоило кому-то подобраться слишком близко к ее сердцу, заставить хоть на минуту испытать страх разлуки, она тут же отдалялась. Быть может, это и к лучшему, ведь в медицине крайне редко встретишь романтиков. Люди, решившие связать свою жизнь со спасением жизней других, вечно сопровождаемые смертью и рождением, как минимум, не должны быть подвержены стрессам и мечтаниям о вечной любви. Иначе будет больно каждый раз, когда пациент не выживает после операции или болезни, когда родственники и близкие люди плачут над телом любимого человека. Сентиментальность, в конце концов, сведет в больничную койку, где тебя будут пичкать успокоительными и выводить из состояния жуткой депрессии. Гораздо лучше держать эмоции под замком. Держать все под контролем. Вот тогда ощущается уверенность и в завтрашнем дне, и в себе. Хотя, это не самый лучший способ избежать душевной боли, но по-другому Мая просто не умела...
Танец закончился на удивление быстро. Мая надеялась, что музыка будет играть еще некоторое время, так бы она смогла потанцевать со своим новым знакомым больше. Возвращаться в общество серьезных и официальных господ сейчас стояло на последнем месте в списке пожеланий на вечер, первые места, конечно же, полностью занимал Рабастан-со-сложной-фамилией-Лестрендж и его удивительные серо-голубые глаза. Вполне возможно, не встреть она его на этом приеме, танцевала бы с кем-нибудь еще, обсуждала серьезные темы и сочла бы это интересным, но все меркло на фоне харизмы английского джентльмена, полностью заполучившего внимание болгарки. Даже сотрудник из отдела транспорта, решивший неожиданно продолжить недавний разговор с Лазаровой, показался ей нудным типом.
Тем не менее, будучи воспитанной леди, Мая Филлипова не могла оставить без внимания собеседника, даже если он нарушил ее зону комфорта, а потому ответила на интересующий его вопрос и втянула в диалог Рабастана, теперь имеющего к магическому метро прямое отношение. В ответ на комментарий г-ну Петрову, Рабастан не упустил момента сделать комплимент Мае, заставляя девушку покраснеть и сдержать улыбку. Этот очаровательный британец весь день бесцеремонно смущает ее, притом не вкладывая в этот процесс никаких усилий. -Что это с тобой? Давно никто не восхищался твоими ножками? - заговорщическим тоном шептал внутренний голос, и волнение Лазаровой снова и снова щекотливо ощущалось в области живота. Если родственные души все же существуют, то Мая, неожиданно для себя, нашла ее в едва знакомом Рабастане Лестрендже. Ей не удавалось найти другого объяснения тому, почему она так быстро, практически моментально, прониклась к доверием к молодому человеку и была так заинтересована в их общении. Более того, предложи он ей в конце вечера сбежать с ним с этой "вечеринки" и отправиться гулять по ночной Софии, Мая бы согласилась, с удовольствием забыв про свой эмоциональный барьер.
Но пока им удалось только избавиться от общества разговорчивого коллеги, и Рабастан провел на балкон свою спутницу, минуя и любопытные взгляды присутствующих, и возможных болтунов вроде товарища Петрова, которые могли нарушить их особую, личную волну. Признание молодого волшебника поразило Маю своей откровенностью и прямотой, на мгновение обескуражив ее. Лазарова еще от танца не пришла в себя, а тут заявление, что от взгляда нее у кого-то дыхание перехватывает. Нет, даже не у кого-то, а именно у Рабастана. Одну за другой, он открывает двери в ее мир, разрушает ее стены, так тщательно возводимые вокруг неопытного сердца, а она даже не замечает этого! Улыбается и играет ямочками на щеках, смущенным взглядом прожигая паркетный пол залы.
-А я только что хотела прописать вам прогулку на свежем воздухе. Вы читаете мои мысли, Рабастан, - отвечает Лазарова, ловко уходя от встречного комплимента или, чего хуже, - такого же признания. Говорить о своих ощущениях было еще слишком рано, а глаза и без того могли рассказать больше, чем требуется, стоило Лестренджу установить продолжительный зрительный контакт. Тем временем очаровательный англичанин уже набрасывает на плечи девушки пиджак, закрывая ее от осеннего ветра, и разговор приобретает иной характер, менее официальный и более личный.
-Как будто у тебя было много альтернатив при выборе своего будущего? - спросила Мая, намекая на чистокровное происхождение обоих. В чистокровных семьях не принято становиться драконологами или консультантами в книжном магазине, даже если это было твоей мечтой и предназначением. Министерство Магии, медицина, Визенгамот или преподавательская практика (с большой натяжкой) - вот то, чего от каждого чистокровного наследника ждет вся семья, к чему готовит его и что постоянно внушают с самого детства. И все это приводит к тому, что ребенок вырастает и совершенно не знает, чего хочет сам и к какой работе лежит его душа. Есть установка, что он что-то должен, есть роль, к которой обязывает статус; что угодно, но только не веление сердца. В этом вся трагедия чистокровных волшебников любого поколения. Наследственная неспособность к самореализации. -Ты, наверное, не поверишь, но раньше я мечтала стать Министром Магии.