Нейт все пытался понять: что в голове у серийного убийцы? Это не был абстрактный интерес, он был - очень даже злободневный. У него был личный маньяк, и Нейтан, он находился с ним под одной крышей, пил одно и то же пиво, гонял на теннисном корте. Этот маньяк спас его жизнь однажды, но если считать за жест доброй воли каждый прожитый день, за который Мэтт не убил его, то счет этот - Нейту никогда не закрыть. Его разрывало от непонимания. Столько времени прошло с записи подкаста и выступления на конференции, а у Нейта все еще не прояснялось, как можно забрать чью-то жизнь даже если очень хотеть чьей-то смерти. Ведь эта мысль - нормальна, в том плане, что каждый рано или поздно обзаводился врагами или неприятелями, но что должно щелкнуть в голове, чтобы взяться за нож? Какая финальная мысль толкает человека на убийство, если оно не продиктовано выживанием?
Пускай Мэтт назовёт его трусом, который боится запачкать руки - пожалуйста, он не будет возражать. Нейт до конца останется человеком, не превратится в животное (хотя, будем честны, животные не совершают убийств ради удовольствия). Даже если это двухметровое животное привлекательно, как Сатана. Даже если этот животный дух так нездорово заводит, просто сидя рядом на водительском, и это полнейшее безумие, но это - реальность последних месяцев, в которых Бартлетт ощущает себя жертвой под прицелом больше, чем когда-либо.
Напряжение растет и дрожит внутри, комок нервов все больше походит на запутанный клубок ниток, что не распутать: ему страшно не за себя и даже не за Аву, ведь их жалкие жизни Мэтту настолько же неинтересны, как муравьи под ногами на пляже, но за то, каким темным Нейтан может быть рядом с ним. Думать об изменах. Представлять, как френеми сгорает заживо на своей же вечеринке. Забирать насильно свою же собаку, отданную из семьи в не самые удачные времена. Пробовать наркотики. Избавляться от тела Руби Гейл. И вот сейчас - ничего не делать с тем, что в багажнике чье-то живое тело. Как низко можно пасть, если так часто впускать в себя Тьму? Но почему-то это саморазрушение доставляет приятные ощущения. Не похожие на секс, но они все-таки стимулируют к тому, чтобы просыпаться с утра и идти на работу.
Нейт теперь думает об убийствах постоянно. И когда видит Мэтта, не может перестать об этом думать: смотрит на его сильные руки и плечи, на рассеянный взгляд, полный безумия, и представляет, как он убивает своих жертв. Интересно, на последнем вдохе своей жертвы Мэтт ощущает оргазм или это - совсем другие ощущения? Может, еще ярче, если он не может остановиться. Рядом с Мэттом он начинает понимать, почему секс и убийства испокон веков волнуют людей в одинаковой степени. Просто, глядя на Мэтта, ему все сложнее эти два термина отделить. Ни того, ни другого в исполнении потрошителя Бартлетт не видел, и эта ебаная загадка гиперфиксирует его чаще и больше. До гребанных эротических кошмаров, до трипов в клубе, о которых он не рассказал никому, тем более Аве, которая явно была бы не против пригласить Мэтта третьим, и возможно, она бы потекла только от одной мысли об этом, но та фантазия, которая возникла у Нейтана, та фантазия, которую он утопил в сиськах Руби под звуки странного техно, пожалуй, останется только его.
В последнее время Нейт думает о сексе слишком много. Не только потому, что с беременной женой его нет уже несколько месяцев, - не без этого, всяко одними минетами сыт не будешь, - но потому что он живет все это время чисто на адреналиновой тяге. Вспышки гнева, подавленные и погашенные насильно одной только волей, сдерживать все сложнее. Он стал невротичнее и злее. Злости так много, что он не знает, как выплескивать ее без вреда окружающим. Нейтан злится на всех и сразу и особенно - сам на себя. Почему, блять, так сложно совладать с собой? Может, просто сдаться копам - было бы лучшим решением, но даже его принимать страшно. Он в ответе за многие жизни, и он не может рисковать ребенком - не хочет, чтобы их с Авой малыш родился в женской исправительной колонии. Нейт не сомневался в том, что Ава быстро бы стала лидером всей колонии. Но вот ему, Нейтану, в тюрьме был бы пиздец. И даже это не пугало его так же сильно, как Мэтт, сука, Пирс.
Он глушит мотор и говорит про дружбу. Так странно слышать это от социопата, но Нейтан почему-то проникается. Может, потому что сам не меньший псих, не умеющий в доверительные связи. В самом деле, Мэтт был одним из немногих, кто видел его в стельку пьяным, а Бартлетт боится терять контроль, словно от его этического контроля зависит, пойдет ли этот мир по пизде, если он отключится в разгар скотобойни. С другой стороны, он бы хотел безвольно наблюдать за этим, убеждаясь, что судьбу не переиграть, а он сам - маленький человек в этой необъятной Вселенной. Ничего не значащий, не самый умный, не самый порядочный и уж тем более, не самый талантливый. Похерил все, что можно было похерить. Возможно, очень скоро похерит и жену. Но он так заебся, если честно, будь что будет. Он ухмыляется, отворачиваясь к окну с этой нервным хмыканьем, но весь напрягается, когда ладонь Мэтта ложится между его коленей.
Сссука. Едва сдерживает томный вздох. Это же ненормально, думает Нейтан, что в машине так пахнет сексом, когда за ними в багажнике - связанная девчонка, ожидающая приговора. Он выдыхает рвано и резко, когда рука, наконец, оставляет в покое ноги и перебирается к бардачку. Бартлетт не комментирует ничего из этого. Он же, блять, п е р е д у ш н и в а е т. Окей, значит, будет молчать до востребования, раз здесь никому не нужно немного здравомыслия. Никому никогда - какого хрена? Принципы расшатываются, как неустойчивый карточный домик.
Трамп, Кардашьян, Кейт. Выбор интуитивно понятен: Нейтан демократ, поэтому убил бы Трампа; Кардашьян, конечно, не про эстетику, но чем-то похожа на Руби, поэтому выебать; Кейт... ну, Кейт наверняка хотела бы замуж, потому что еще не успела там побыть. Но и здесь, Мэтт улавливает выбор, и Бартлетт усмехается снова, убеждаясь в мысли настолько он кажется людям (и Мэтту) предсказуемым. Или, ох... дело не в этом? Щелчок камеры, резкая смена кадра, словно кусок жизни исчез из пленки, и вот Нейтан - с ножом в руке, дыханием убийцы на щеке, тонет в бездне саморазрушения на дне чужие бешеных зрачков.
- Блять! - Бартлетт рыпается, но бесполезно. Мэтт сильнее, хотя едва ли выносливее. В теле снова пожарище, адреналин бьет прямо в мозг, и тело прошибает короткой судорогой... возбуждения. - О, черт. - Шепчет, переводя дыхание, но не убирая ножа. Иррационально держит рукоять сильнее, хотя заблокирован по всем фронтам. - Мэтт, это не смешно. - Шипит сквозь зубы, и снова чувствует злость, закипающую внутри. И сенсорный голод, который шкалит до бесконечности, когда Мэтт вторгается в его личное.
Мэтт вторгается в слишком личное:
- Айва не узнает. Мы ей не скажем. Хотя… она же та еще гребенная фетишистка. Представь, как она потечет, когда ее муж будет главным героем нашего спин-оффа. - Мэтт выдыхает в шею, и Нейт, прикрывающий ресницы - как двигатель медленного сгорания, - ощущает только, как жар спускается по телу, концентрируясь в паху. Это дико. Это пиздец. - Я мог бы учить тебя.
- Убивать? - Переспрашивает Бартлетт, поднимая ресницы на Пирса. Он продолжает злобно, с агрессией загнанного в угол зверя: - Почему ты так уверен, что я этого хочу? - Как же бесит, что все вокруг охуенно знают, что ему нужно. Давай, скажи, расскажи, покажи. Потому что он хочет все, о чем смеет фантазировать. Об убийствах и о сексе с лучшим другом, который убивает молодых девушек. Блять, как же он зол. За всю эту херню с играми в бога. - Но тут только мы втроем. - Сглатывает, надавливая запястьем до побелевшей кожи перекрытых чужой рукой сосудов. - Я и Кейт. Какой выбор твой, а, Мэтт? Жениться на мне нельзя, я уже женат, да и какой идиот пойдет на это второй раз? - Направляет нож на себя, вытягивая шею. Почему-то идея провоцировать маньяка его неудачным браком кажется Нейту в моменте просто охуевшей. Ну, якобы свой с Авой он уже таковым признал. Бешено улыбается, оголяя кадык сильнее: - Мне кажется, Кейт не везет ни в одном из вариантов.
Если, блять, ты решил, что весь такой непредсказуемый, Мэтт Пирс.